Паскаль Мерсье "Ночной поезд на Лиссабон": Maria João Pires, Шуберт

"...   — Простите, вы не будете против, если я навещу вашего дядю Жуана в доме престарелых? Теперь я знаю, что Праду тоже был в Сопротивлении. Может быть, Жуану что-нибудь известно?

    Некоторое время царило молчание, и Грегориус уже собрался извиниться за бестактную просьбу, как раздался низкий задумчивый голос Марианы Эсы:

    — Разумеется, я ничего не имею против… Даже наоборот, думаю, увидеть новое лицо пойдет ему на пользу. Только вот не знаю, как сделать так, чтобы он принял вас… Видите ли, иногда он может быть жутко резким, вчера вот был совсем не в духе… Не можете же вы просто взять и ввалиться к нему с просьбой. — Она помолчала. — А знаете, я, кажется, нашла выход. Я обещала принести ему новую запись сонат Шуберта в исполнении Марии Жуан Пириш. Не знаю, в чем тут дело, в музыке ли, в пианистке, или в извращенной форме патриотизма, но он признает только ее исполнение. Впрочем, неважно, диск ему точно понравится. В прошлый раз я забыла его прихватить, но вы можете занести. Так сказать, быть посланцем. Возможно, для вас это шанс..."

Паскаль Мерсье "Ночной поезд на Лиссабон": Шуберт

"...   — Никогда не забуду того, что тогда предстало передо мной. В свои двадцать девять он выглядел старой развалиной, после всех пыток. Когда-то у него был звонкий голос, теперь же он едва выдавливал слова хриплым свистящим шепотом; руки, игравшие Шуберта, любимого Шуберта, теперь беспрестанно дрожали. — Мариана Эса выпрямилась, перевела дыхание. — И только твердый непреклонный взгляд серых глаз остался прежним. Прошли годы, прежде чем он смог рассказать. Они грозили ему раскаленным железом, чтобы заставить говорить. Подносили его к глазам, все ближе и ближе, он уже готовился к тому неизбежному мгновению, когда погрузится во всепоглощающую тьму, но взгляда не отводил. И его твердый взгляд прожег раскаленный металл и впился в лица палачей. Эта несгибаемая твердость заставила их отступить. «С тех пор я больше ни перед чем не испытываю страха», — сказал он. И я уверена, так оно и есть..."

Паскаль Мерсье "Ночной поезд на Лиссабон": Бах

"...Мне кажется, что я иду по пустынному берегу, подставляя лицо ветру, более леденящему и пронизывающему, чем тот, что задувает у нас. Пусть он выдует из меня все захватанные слова, все банальные штампы, и я вернусь с очищенным разумом, очищенным от шлаков бесконечного пустословия. Но при первой же потребности что-то высказать все возвращается на круги своя. И я понимаю: очищение, к которому я стремлюсь, не приходит само собой. Я должен что-то сделать, и сделать со словами. Только вот что? Сбежать из моей языковой среды и перекинуться в другую? Нет, речь не о подобном дезертирстве. И нельзя, говорю я себе, заново изобрести язык. Но что же тогда то, чего я хочу?

    Возможно, вот что: я хочу заново сложить португальские слова в предложения. Предложения, которые возникнут из этого нового синтеза, не должны быть неестественными, равно как и экзальтированными, вычурными или произвольными. Они должны стать архетипическими, составить ядро португальского, чтобы возникало ощущение, будто они напрямую и без примесей образуются из алмазной сущности самого языка. Слова в них должны быть безупречны, как шлифованный мрамор; совершенны, как звучание партиты Баха, и все, что не есть они сами, обращать в абсолютное безмолвие..."

Паскаль Мерсье "Ночной поезд на Лиссабон": Моцарт

"...   Его взгляд упал на отель «Бельвью», старейший и самый фешенебельный в Берне. Тысячи раз он проходил мимо. И всякий раз чувствовал его живое присутствие. И сейчас он подумал о том, что ему необъяснимым образом важно, что он по-прежнему тут, на месте. Его бы испугало, узнай он, что здание снесли или что тут больше нет отеля — даже конкретнее: этого отеля. Но ему никогда не приходило в голову, что он, Мундус, может туда войти. Он нерешительно направился ко входу. Остановился «бентли», водитель вылез и зашел внутрь. Грегориус последовал за ним с таким чувством, будто совершает нечто немыслимо революционное и по сути своей запретное.

    Фойе со сводами из цветного стекла было безлюдно, ковры поглощали всякий шорох. Грегориус порадовался, что дождь кончился, так что с его пальто больше не стекала вода. Он зашаркал в своих тяжелых уродливых башмаках в сторону ресторана. Из всех столов, накрытых к завтраку, занято было лишь два. Приглушенные звуки моцартовского дивертисмента создавали впечатление, что находишься вдали от всего орущего, назойливого и безобразного. Грегориус снял пальто и сел за столик у окна. «Нет-нет, — поспешно ответил он официанту в светло-бежевой куртке, — я не проживаю в отеле». Он почувствовал на себе изучающий взгляд: грубый свитер под поношенным пиджаком с кожаными нашивками на локтях, помятые вельветовые брюки с пузырями на коленях; реденький венчик волос вокруг изрядной лысины; седая борода с белыми прядями, которые всегда придавали ей некоторую неухоженность. Когда официант отошел с заказом, Грегориус торопливо проверил, хватит ли у него денег. Потом оперся локтями на стол, покрытый накрахмаленной скатертью, и обратил рассеянный взгляд на мост.

    Смешно надеяться, что она снова появится там. Она пошла обратно к мосту, а после этого исчезла в узеньких улочках старого города..."

Стивен Хантер "...И ад следовал за ним": Шуберт "Фантазия"

"...Музыка была приторно-сладкая, с обилием звонких фортепианных пассажей.

Доктор сидел за столом, который освещался одинокой настольной лампой. Он что-то писал вечным чернильным пером в тетради, а перед ним лежал на тарелке кусок сырого мяса. Вдруг до Эрла дошло, что это кусок человеческого тела: печень, с одной стороны покрытая странной бледно-розовой коростой с зелеными вкраплениями. Судя по всему, именно эту печень и описывал доктор.

У противоположной стены, на операционном столе, терявшемся в полумраке, лежало тело чернокожего человека. Эрл его не узнал. Грудь умершего была рассечена и раскрыта, показывая всему миру внутренние органы. Некоторые из них уже были извлечены.

— Это Шуберт, — не оборачиваясь, сказал доктор.

— Что?

— Шуберт. Пластинка на патефоне. «Фантазия» Шуберта. Вам нравится?

Эрл всадил в патефон пулю, разбивая прекрасную музыку герра Шуберта на миллион кусочков.

Доктор поморщился, поскольку он не привык, чтобы такой громкий звук звучал в такой непосредственной близости..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": Чайковский "Щелкунчик"

"...Теперь я реже давала уроки танцев, но на концертах присутствовала неизменно. Мои маленькие танцовщицы были в восторге от костюмов и выступления перед своими домашними и друзьями. В костюмах для «Щелкунчика» они выглядели обворожительно. Даже у Джори было две маленьких роли — снежинка и леденец.

На мой взгляд нет более чарующего способа провести хотя бы один рождественский вечер, чем посетить семьей представление «Щелкунчика». И это представление в тысячу раз чудеснее, когда один из исполнителей — ваш собственный четырехлетний ребенок. Милая детская непосредственность его, такого увлеченного танцем, то и дело вознаграждалась аплодисментами, и зрители стоя приветствовали его сольный танец, который я поставила специально для него..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": "Because the Night"

"...— Заведи музыку, балерина, — сказал он тихо, — и давай потанцуем. Ничего затейливого, просто что-нибудь легкое и романтичное.

Эстраду я могла слушать только по автомобильному радио, да и то, чтобы скрасить долгую и скучную дорогу, когда же доходило до расходов на пластинки, я покупала классическую или балетную музыку. Однако сегодня я специально купила «Ночь создана для любви». И вот пока мы танцевали под нее у меня в гостиной, освещавшейся только пламенем камина, я вспомнила о сухом и пыльном чердаке и о Крисе.

— Почему ты плачешь, Кэти? — тихо спросил он и повернул мою голову, так что его щека намокла от моих слез.

— Не знаю, — всхлипнула я. И это была правда..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": Адольф Адан "Жизель"

"...Загвоздкой в этом деле был Джулиан, а я некоторое время назад подписала контракт на запись «Жизели» на телевидении. Съемки назначили на июнь, но сейчас в мае были нужны мы оба. Мы были уверены, что выступление по телевидению сделает нас звездами, к чему мы так давно стремились..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": Сергей Прокофьев "Ромео и Джульетта"

"...Мы вновь и вновь репетировали под музыку со счетом, с секундомером, тыщу раз повторяли одни и те же шаги, и наконец у меня получилось, так что даже Джулиан улыбнулся и поздравил меня. А потом была генеральная репетиция и премьера «Ромео и Джульетты».

Великолепные декорации и головокружительные костюмы в сочетании с оркестром сделали чудо: все участники спектакля постарались вложить в него душу. Теперь я могла дополнить роль Джульетты всеми теми нюансами, которые наполняли ее жизнью..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": П.И.Чайковский "Щелкунчик"

"...Я прожила в Нью-Йорке уже семь месяцев, работала даже по выходным, вечерами замертво валилась в постель, пока наконец мадам Золта не решила доверить мне танцевать главную партию в паре с Джулианом. В правилах мадам было давать ведущие роли разным балеринам, чтобы в труппе не было звезд, и хоть она намекала, что хочет дать мне Клару из «Щелкунчика», я думала, что она просто дразнит меня этим, как конфеткой, которую мне никогда не получить. И вдруг сон стал явью. Наша труппа конкурировала с другими более известными труппами, и поэтому то, что ей удалось продать наш спектакль на телевидение, объясняя это тем, что так спектакль посмотрят те, у кого нет денег на билет, было подарком судьбы.

Я по междугородней позвонила Полу, чтобы сообщить ему эту великую новость.

— Пол, меня покажут по телевидению в «Щелкунчике». Я танцую Клару!

Он засмеялся и поздравил меня.

— Боюсь, это значит, что ты не появишься дома этим летом, — добавил он грустно. — Кэрри очень по тебе скучает, Кэти. Ты приезжала к нам только один раз, да и то ненадолго.

— Мне самой обидно, я очень хочу приехать, но это такая возможность!.."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": Чайковский "Щелкунчик", Прокофьев "Золушка"

"...Джулиан уже не приезжал так часто, как раньше, и его отец и мать на это жаловались. Когда он появлялся, он танцевал лучше, чем всегда, но я ни разу не заметила, чтобы он взглянул в мою сторону. Правда, я подозревала, что он все-таки смотрел, когда я этого не могла видеть. Я становилась все лучше, более дисциплинированной, более старательной, и я работала. О, Боже, как я работала!

Я с самого начала была включена в профессиональный состав балетной труппы Розенкова, но только в кордебалет. В то Рождество мы ставили «Щелкунчика» и «Золушку».

Как-то в пятницу днем все уже ушли домой, и я была в классе одна, погруженная в образ феи Драже, мне хотелось найти в нем что-то новое, и вдруг я поняла, что со мной танцует Джулиан. Он словно стал моей тенью, повторяя все мои движения, даже пируэты, и передразнивая меня.

Потом он нахмурился, схватил полотенце, чтобы утереться. Я развернулась и направилась к раздевалке. В тот вечер Пол пригласил меня на ужин.

— Кэти, подожди! — позвал он. — Я знаю, я тебе не нравлюсь…

— Не нравишься.

Он зло ухмыльнулся и, наклонившись, заглянул мне в глаза. Губы его коснулись моей щеки, когда я пыталась отодвинуться, но он оперевшись ладонями о стону, не давал мне пройти.

— Знаешь, я думаю, именно тебе надо танцевать Клару или Золушку. — Он пощекотал меня под подбородком, потом поцеловал за ухом. — Если ты будешь со мной мила, я постараюсь, чтобы ты танцевала эти партии. Я вырвалась и побежала прочь.

— Оставь это, Джулиан, — выпалила я. — За твое расположение придется слишком дорого платить, а ты меня не интересуешь.

Через десять минут, когда я приняла душ, переоделась и уже собиралась уходить, появился Джулиан, тоже готовый к выходу.

— Серьезно, Кэти, я думаю, ты уже доросла до Нью-Йорка. И Мариша так думает..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": П.И.Чайковский "Спящая красавица", "Адажио роз"

"...Мадам Розенкова велела мне называть ее мадам Мариша, если я буду принята, а если не буду, то мне вообще не придется обращаться к ней. На ней было только черное трико, демонстрирующее каждую выпуклость и впадину ее великолепного тела, стройного и тренированного, несмотря на то, что ей было уже, должно быть, около пятидесяти. Ее муж Джордж тоже был в черном, но его прекрасное мускулистое тело уже немного выдавало возраст: у него намечался животик. Еще к просмотру готовились двадцать девочек и три мальчика.

— Какую вы выбрали музыку? — спросила она. Казалось, что ее муж вообще никогда не разговаривает, хотя он не сводил с меня своих умненьких птичьих глазок.

— «Спящая красавица», — тихо сказала я, полагая, что партия Авроры самая выигрышная партия классического репертуара, так зачем же выбирать менее показательную вещь? — Я могу исполнить одна «Адажио роз».

— Отлично, — саркастически сказала она. И добавила: — Я сразу подумала по твоему виду, что ты захочешь «Спящую красавицу».

Я пожалела, что не выбрала что-нибудь попроще..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": П.И.Чайковский "Щелкунчик"

"...А затем последовал главный сюрприз. Пол шагнул ко мне, склонился до земли и вытащил из бумажника пять больших желтых билетов. Если бы он целый год сидел и думал только о том, как порадовать меня сильнее, он бы не смог придумать ничего лучше. В его большой красивой руке были билеты на «Щелкунчика» в постановке балетной школы Розенковой.

— Я слышал, это весьма профессиональная труппа, — пояснил Пол. — Сам я не много знаю о балете, но я поспрашивал людей, говорят, эта одна из лучших. При ней же и школа: начальная, средняя и продвинутая группы. Ты на каком уровне?

— На высшем! — провозгласил Крис, я же, онемев от счастья, только молча смотрела на Пола. — Кэти была начинающей, когда мы попали на чердак. Но там случилось удивительное превращение, словно дух Анны Павловой вселился в ее тело. Она сама научилась вставать на пуанты.

Вечером все мы, включая Хенни, совершенно очарованные, сидели в третьем ряду партера. Танцоры на сцене были не просто хороши — они были великолепны! Особенно красивый молодой человек по имени Джулиан Маркет, исполнявший главную роль. Как во сне, в антракте я пошла с Полом за кулисы познакомиться с танцорами!..."

Вирджиния Эндрюс "Лепестки на ветру": "Oh! Susanna"

"...Мы трое были младше всех в автобусе. Крису было семнадцать, и он был потрясающе красив: длинные вьющиеся светлые волосы до плеч, голубые глаза, опушенные темными ресницами. Их цвет напоминал цвет неба летом, и вообще он был, как теплый летний день: делал безмятежное лицо, несмотря на весь ужас нашего положения. Его прямой, прекрасно вылепленный нос внушал мысли о силе и зрелости, обещая, что он станет таким же, каким был наш отец — тип мужчины, от одного взгляда которого сердца женщин начинали трепетать, даже и взгляда не нужно было… Его лицо выражало уверенность, он выглядел почти счастливым. Собственно, он и был счастлив, пока не смотрел на Кэрри, но взглянув на ее больное бледное личико, начинал хмуриться, и глаза его омрачала тревога. Он стал нервно перебирать струны гитары, висевшей у него на плече, наигрывая «О, Сюзанна» и тихо подпевая приятным грустным голосом, который трогал меня до слез. Мы посмотрели друг на друга и одновременно ощутили печаль от тех воспоминаний, что навеяла нам мелодия. Мы словно были единым существом. Я не могла долго смотреть на него — боялась разрыдаться..."

Стивен Хантер "Жарким кровавым летом": Diane Schuur

"...— Оуни, ты должен разобраться с этим. Тебе доверили управление милым маленьким местечком, и все были счастливы. Люди ездили туда на каникулы и чувствовали себя прекрасно. Они ставили на лошадок, крутили рулетку, играли с автоматами, посещали девочек, смеялись над Эбботом и Костелло, слушали Дайну Шор, и все было замечательно. А теперь у тебя в городе летят пули и умирают люди. В такой обстановке нельзя ни заниматься бизнесом, ни развлекаться. Нам кажется, что дела идут не совсем так, как надо..."

 

 

Стивен Хантер "Жарким кровавым летом": Xavier Cugat, Perry Como, Diane Schuur

"...— Оуни, — сказал его честь Лео О'Донован, старый пьяница с водянистыми глазами, любивший кататься по городу в кабриолете, запряженном лошадьми с выразительными кличками Бурбон и Вода, — я сразу перейду к сути. Людей тревожит эта вспышка насилия. Город внезапно превратился в Чикаго двадцатых годов.

— Я из кожи вон лезу, чтобы разыскать этих поганцев! Вы, наверное, думаете, Лео, что я сижу себе на заднице и глотаю все это дерьмо? Вы думаете, что мне очень нравится, когда двоих парней пришивают на моей долбаной территории? После этого к нам не захотят приезжать ни Ксавьер Кугат, ни Перри Комо, ни Дайна Шор, а потом нам всем настанет кобздец...."

Xavier Cugat

Perry Como

Diane Schuur

Стивен Хантер "Жарким кровавым летом": Perry Como, Xavier Cugat

"...«Белмонт» находился рядом с ипподромом Оуклон, немного южнее Хот-Спрингса. Если «Подкова» была самым заурядным заведением из тех, какие можно найти почти на любой улице в городе. «Белмонт» занимал ступень заметно выше. Здесь более утонченным игрокам предлагали ощущение соприкосновения с высшим светом, но притом не требовали от них обязательно являться в вечерних костюмах, как это было бы, скажем, в клубе «Южный», где посетителей радовали шоу Ксавьера Кугата или Перри Комо. Развлекательная программа здесь обычно ограничивалась джазовым трио или квартетом во главе с пианистом, игравшим негромкий легкий джаз. В баре подавали коктейли, а не шампанское и не крепкие напитки. Игровые автоматы были представлены сверкающими «Пэйс хром комет», которые выглядели так, будто могли в любой момент сорваться с места и улететь. Это была самая привлекательная модель из всех появившихся после 1939 года; ее барабаны с завидным разнообразием выкидывали колокольчики, яблоки, бананы и апельсины в различных сочетаниях. Эти машины вели себя более дружелюбно, чем старые модели, и потому здесь раз или два за ночь вспыхивали лампочки, звенели звонки и удачливый паломник вознаграждался серебряным каскадом мелочи. В пользу заведения отчислялись скромные 39 процентов..."

Perry Como

Xavier Cugat

Стивен Хантер "Жарким кровавым летом": Bing Crosby, Perry Como

"...Это был «Южный клуб». Черный мраморный фронтон, опирающийся на мраморные же колонны портика, сразу заявлял о немалых амбициях заведения; камень был отполирован, и фасад сверкал в темноте, словно дворец из голливудского кинофильма о жизни в средневековом Багдаде. В холле сияла люстра, изливавшая на улицу потоки света, да и все вокруг сверкало огнями. К портику медленно подплывали лимузины и высаживали своих пассажиров, от которых за милю тянуло большими деньгами. Обычной одеждой для мужчин были смокинги, а женщины, в большинстве своем густо увешанные драгоценностями, красовались в полупрозрачных белых платьях, туго облегавших их тела.

— А вот куда ходят самые большие шишки, — объяснил Ди-Эй. — Это настоящий шедевр Оуни. Боже, какие деньжищи он там делает!

— Что он о себе думает? Что он король или, может быть, один из тех египетских парней, которые делали себе могильные памятники размером с гору?

— Что-то в этом роде, — подтвердил Ди-Эй. — У него там два казино, три комнаты для игры в покер с высокими ставками и зал, куда он привозит выступать звезд самой первой величины. Если я не ошибаюсь, на этой неделе у него Перри Комо. Как-то раз у него целую неделю выступал Бинг Кросби. О, это самое милое местечко между Сент-Луисом и Новым Орлеаном. Персик, а не место. Ничего подобного нет больше нигде..."

Bing Crosby

Perry Como

Стивен Хантер "Жарким кровавым летом": Cole Porter

"....— Вы знаете, кто это сделал? — спросил хозяин.
— Это?
— Обстановку. Нужно нанять декоратора. Незачем заниматься самому. Сам ни за что не влезешь во все тонкости.
— О! — воскликнул спортсмен. — Ага, декоратор.
— Дональд Дески. Тот самый парень, который делал интерьеры в мюзик-холле Радио-Сити. А следовательно, дерево, сплошной глянец, модерн, плавные линии. Коул Портер был бы здесь в самый раз..."

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": Mick Jagger

"...– У нас завелось одно гнилое яблочко по имени Кроу. Кроу, как нам было известно, имел контакты с активистами движения в защиту мира через одного молодого человека, которого звали Триг Картер. Такой парень типа Мика Джаггера, очень популярный, общительный, уважаемый в своей среде..."

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": The Beatles "Magical Mystery Tour"

"...– Если говорить честно, то я ошибаюсь все время. Только бы мне не ошибиться на этот раз. А теперь посмотри-ка сюда.
Он взял со стола открытую бутылку "Джим Бим" – она была на три четверти пуста – и вышел в парадную дверь. Бедро у него немного болело. Салли шла следом. Он вылил остатки виски на землю.
– Ну вот, – сказал он. – Этого не смог бы сделать ни один алкоголик. С этим покончено, этого никогда больше не будет, и я никогда больше не притронусь к этому зелью.
– Если ты не алкоголик, то почему так напился? Ты знаешь, что я тебе звонила? По телефону ты показался мне совершенно безнадежным.
– Не-а. Извини, но этого я не помню.
– Почему же ты все-таки напился?
– Я должен был вспомнить кое-что из того, что случилось со мной давным-давно. Много лет я пил, чтобы позабыть это. Потом, когда я наконец протрезвел, выяснилось, что я не могу ничего этого вспомнить. Так что мне пришлось снова выйти на охоту за своими воспоминаниями.
– И что же ты нашел в своем волшебном таинственном путешествии?*
– Мне пока ничего не удалось найти..."

* Намек на название альбома "Битлз" "Magical Mystery Tour" (1967).

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": Creedence Clearwater Revival "Who'll Stop the Rain"

"...Донни намеревался поспать несколько часов, прежде чем приступить к сборам, но, конечно, не смог. В его мозгу, сменяя друг друга, с лихорадочной быстротой мелькали различные мысли, а он лежал на койке в бункере и слушал музыку, негромко доносившуюся из солдатских помещений, находившихся на расстоянии в несколько десятков метров.

Кто-то крутил на магнитофоне запись "Криденс". Песня показалась Донни знакомой. Он прислушался.

Сколько себя я помню, льется с небес вода. 

Тучи, полные тайны, страх на земле всегда. 

Добрые люди веками тщатся увидеть свет, 

А я гадаю, я все гадаю; кто остановит дождь?*

Он знал, что эта песня тоже была в известном смысле антивоенной. Дождь означал войну или должен был превратиться в войну. Некоторые из этих юнцов не знали ничего, кроме войны: она началась, когда им было по четырнадцать лет, а теперь им было по двадцать и больше, а она все еще продолжалась. Она приближалась к ним, их поливало дождем, и именно поэтому песня была так популярна среди них. В прошлом году молодежь распевала ее в округе Колумбия, и она была повсюду..."

*Куплет из песни "Who'll Stop the Rain" (1970 г.) группы "Creedence Clearwater Revival".

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": The Rolling Stones «Satisfaction»

"...Сейчас он лежал в слоновой траве примерно в сотне метров от выложенного из мешков с песком оборонительного периметра базы Додж-сити, как раз перед двойным ограждением из размотанной в спираль колючей проволоки. Он четко видел выставленные со всех сторон клейморовские мины и наполовину засыпанные землей взрыватели мин большей мощности. Он также хорошо слышал американский рок-н-ролл, ревущий из транзисторных радиоприемников, которые, кажется, таскали с собой все молодые солдаты, и слушание этой музыки было его единственным развлечением.

"Не могу я, не могу я, не могу найти удовлетворенья"*, – громко и надрывно вопил кто-то, и Соларатов понимал, что ему тоже не приходится рассчитывать на какое бы то ни было удовлетворение..."

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": The Beatles

"...– Поднимешься туда, – сказал Боб. – Когда услышишь мой выстрел, пустишь первую ракету. Я собираюсь на этот раз устроиться немного подальше. А ты пока что поставь мины. Я сделаю выстрелов двадцать, а потом удеру. Если они полезут на нас, то задержатся на минах. Значит, ставь мины и будь готов пускать ракеты. Пароль… черт возьми, я не знаю; придумай пароль.

– Э-э-э… Джулия.

– Джулия? Как у "Битлз"? Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, Джу-ли-ия. Это?

– Совершенно верно.

– Значит, если ты слышишь чьи-то шаги и человек не горланит: "И я о любви тебе пою, Джулия"*, то ты подрываешь "клейморки", в суматохе отходишь подальше назад, находишь укрытие, дожидаешься утра и через некоторое время вызываешь птичку. Завтра птички должны наконец полететь. Врубился?

– Врубился..."

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": Mick Jagger

"...На газонах кишмя кишели подростки. Мальчишки и юные девушки сидели в палатках, жгли костры, валялись пьяные или одуревшие от наркотиков, перекидывались друг с другом пластиковыми летающими тарелками, пели, курили, ели, раздевались, купались в реке в одних трусиках, невзирая на пол. Тут и там торчали ярко-синие вонючие переносные уборные.

– Сбор племен, – пробормотал Донни.

– Сбор нашего поколения, – поправил его Триг.

Находиться рядом с Тригом было все равно что прогуливаться в компании Мика Джаггера. 

Он был знаком со всеми и за время своей недолгой поездки по меньшей мере три или четыре раза останавливал свой "триумф" и вылезал наружу, когда кто-нибудь из его многочисленных протеже бросался чуть ли не под колеса машины, чтобы обнять его, спросить совета, сообщить какую-нибудь новость или сплетню или просто чуть-чуть побыть с ним рядом. Удивительное дело: он помнил всех по имени. Всех! Он ни разу не задумался, ни разу не обошелся местоимением, ни разу не ошибся. Он, казалось, наполнялся любовью, которую изливали на него мальчишки и девчонки, мужчины и женщины, даже какой-то обутый в шлепанцы престарелый бородач – тоже радикал, который, судя по его облику, вполне мог участвовать еще в Первой мировой войне".

– Послушай, парень, да они тебя любят, – заметил Донни.

– Просто я варюсь в этом котле семь долгих лет. Нужно хорошо знать народ. Хотя я серьезно устал...
... О нем можно было много чего сказать, но для Донни имело значение только одно. Он был лучшим. Боже, до чего же он был хорош! Он был настолько обалденно хорош, что аж голова кружилась. Если он стрелял, то кто-то погибал, и это всегда был вражеский солдат. Он никогда не стрелял, если не видел противника с оружием. Но когда он стрелял, он убивал. Никто не мог сказать о нем ничего иного, и никто не стал бы связываться с ним. Он сохранял абсолютное спокойствие во время операции – прямо-таки ледяной король, хладнокровно наблюдающий за развертыванием событий, – всегда видел и слышал все раньше любого другого и ориентировался в происходящем с головокружительной быстротой. А потом он начинал действовать, замечая малейшее шевеление плохих парней, и делал свою работу. Находиться рядом с ним было почти то же самое, что составлять во Вьетнаме компанию Мику Джаггеру или еще кому-нибудь из самых прославленных звезд, потому что все отлично знали, кто такой Боб-гвоздильщик, и если кто-то и не любил его, то, ей-богу, боялся его, потому что он был к тому же Смертью Издалека в исполнении морской пехоты. Он был, пожалуй, в большей степени винтовкой, чем человеком, но при том еще и в большей степени человеком, чем кто-либо другой. Его знали даже в армии Северного Вьетнама; ходили слухи, что за его голову назначена награда в 15 000 пиастров. Сержант считал, что это очень забавно..."

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": Bob Dylan, Jimi Hendrix

"...Триг, как оказалось, жил в начале Висконсин-авеню, за самым Джорджтауном, в террасном доме, столь же обшарпанном, как и его многочисленные соседи. Дом был переполнен; впрочем, иначе и быть не могло. Мебель выглядела потрепанной, к тому же ее было мало до аскетизма. Зато от зловонного дыма травки прямо-таки распирало стены; как только Донни вошел в дом, этот запах резко ударил ему в ноздри. Все было обычным, но в то же время и отличалось от того, что ему приходилось видеть прежде: множество книг, стена, сплошь уставленная конвертами с дисками (впрочем, там были, похоже, только классика и джаз; ни Джимми X.*, ни Боба Д.** Донни не заметил). Не наблюдалось также никаких плакатов, ни одного флага Северного Вьетнама, никаких эмблем комми. Вместо всего этого были птицы..."

*

 

**

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": The Beatles

"...Лейтенант-коммандер Бонсон наклонился вперед, вперившись в Донни своим темным пристальным взглядом. Это был тощий темноволосый человек с гладко выбритыми сизыми щеками. Он производил впечатление глубочайшей сосредоточенности. В нем было нечто фанатическое, казалось, что ему самое место на кафедре проповедника, откуда он гневно обличал бы мини-юбки и «Битлз»..."

 

 

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": The Rolling Stones «Satisfaction»

 

"...Неожиданно снова загремела музыка – «Satisfaction» в исполнении «Роллинг Стоунз», – и вечеринка вновь забурлила.
– Слушай, спасибо тебе, – спохватился Донни. – Мне меньше всего на свете хотелось драться.
– Пустяки, – откликнулся спаситель. – Кстати, меня зовут Триг Картер.
Он протянул Донни руку. У Трига было одно из тех удлиненных серьезных лиц, на которых кожа туго обтягивает кости, а глаза кажутся одновременно и влажными и светящимися. Он очень напоминал киношного Иисуса. В его манере смотреть на собеседника было что-то очень притягательное. Он обладал редким даром с первого взгляда вызывать симпатию..."

 

 

Стивен Хантер "Сезон охоты на людей": Buffalo Springfield

"...Донни повернулся и нырнул в забегаловку.
Там, как он и ожидал, было темно, многолюдно и тесно. Рок-музыка гулко отдавалась от стен. Звучало что-то вроде «Буффало Спрингфилд»: «Там сидит парень с пушкой, ну а может, и не сидит...» – или что-то еще вроде этого; во всяком случае, Донни смутно припоминал слова и музыку.
Все до одного курили и безостановочно переходили с места на место. Молодежь в полумраке разглядывала друг друга – смазливенькие девушки с Холма, хрупкие юноши с Холма, – и казалось, что самый воздух пропитан сексом. Почти все парни имели на головах огромные копны волос, но все же иногда на глаза Донни попадались такие же «белые плеши», как у него самого, или короткие прически кадровых военных. Однако в отношении к ним большинства окружающих не чувствовалось особой напряженности, как будто все на время позабыли о вражде, оставили ее в удел могущественным объединениям своих единомышленников; молодые не считали необходимым что-либо доказывать здесь кровожадному старичью, управляющему миром..."

 

 

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": "Dance balerina dance"

"...Крис сидел в качалке, полностью одетый и лениво бренчал на гитаре Кори. «Танцуй, балерина, танцуй», — напевал он мягко, и голос его был вовсе неплох. Может быть, мы сможем работать музыкантами — трио — если Кэрри когда-нибудь достаточно поправится, чтобы иметь голос.

На руке у меня были золотые швейцарские часы — четырнадцать карат, они недешево стоили нашей матери, у Криса тоже были часы. Нельзя сказать, чтобы у нас не было ни гроша в кармане. У нас была ситара, и банджо, и фотоаппарат Криса, и его акварели, которые можно продать, и те кольца, что отец подарил нашей матери.

Сегодня утром к нам придет избавление. Но почему мне все время казалось, что я упустила из виду что-то очень важное?.."

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": Песня Дороти из фильма "Волшебник страны Оз"

"...Рука об руку мы спустились к близнецам, где Кори бренчал на банджо, не сводя глаз с телевизора. Он взял гитару и стал наигрывать свое собственное сочинение, а в это время Кэрри напевала стихи, которые тоже сочинил он. Банджо было для бодрых мелодий, под которые легко маршировать. А эта мелодия была как дождь, стучащий по крыше, тягучая, мрачная, монотонная.

Никогда не увидим солнца, Никогда не найдем себе дом, Никогда не почувствуем ветер, Никогда не пройдем под дождем.

Я села на пол рядом с Кори, взяла у него гитару из рук, я ведь тоже умела играть немного. Он учил меня, он всех нас учил. И я спела ему особенную, грустную песенку Дороти из фильма «Волшебник Оз» — этот фильм близнецы обожали и готовы были смотреть без конца. Но когда я кончила, петь о синих птицах, что летят над радугой, Кори спросил:

— Тебе что, не нравится моя песня, Кэти?

— Ну ты же знаешь, что нравится, Кори, но она такая печальная. Как насчет того, чтобы написать чуть-чуть другие стихи, повеселее, и чтобы в них была надежда?..."

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": Чайковский «Адажио Розы» из балета «Спящая красавица»

"...— Крис, останови её! Не давай ей бить Кэти!

Я упала на колени около ванны, свернувшись в плотный комок, защищая лицо, грудь и наиболее уязвимые места. Совсем озверев, она хлестала меня, пока не сломался прут. Эта боль была подобна огню. Когда прут сломался, я подумала, что все позади, но она схватила щетку с длинной ручкой и принялась бить меня ею по голове и плечам.

Я старалась удержаться от крика, сколько могла, мне хотелось быть такой же смелой, как Крис, но тут я не смогла. Я завопила:

— Ты не женщина! Ты чудовище! Нечеловеческое и бесчеловечное!

В ответ я получила сильнейший удар по черепу с правой стороны. Все кругом потемнело.

Качаясь как на волнах, я медленно возвращалась к действительности, вся израненная, голова моя раскалывалась от боли. На чердаке радио играло «Адажио Розы» из балета «Спящая красавица». Доживи я хоть до ста лет, мне не забыть этой музыки и того, что я почувствовала, когда открыла глаза и увидела Криса, склонившегося надо мной, чтобы наложить на рану антисептический пластырь, и слезы из его глаз капали на меня..."

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": Elvis Presley "A Dog's Life"

"...Я танцевала с рождения. Не было ни одного танца, которому бы я не могла или не хотела быстро научиться.

— Крис, пойми, ты не можешь всю жизнь танцевать вальс или фокстрот. Каждый год приносит изменения. Танцы меняются, как мода на одежду. Ты должен не отставать от времени, быть в курсе. Давай потанцуем джаз, чтобы ты размял свои скрипучие суставы, которые у тебя скоро перестанут сгибаться, потому что ты постоянно сидишь и читаешь.

Я прекратила вальсировать, подбежала к проигрывателю и поставила новую пластинку «Собачья жизнь».

Подняв руки, я принялась вращать бедрами.

— Танцуй рок-н-ролл, Крис, ты должен этому научиться. Вслушайся в ритм, расслабься, покачивай бедрами, как Элвис. Давай, давай! Держи глаза полузакрытыми, и ты будешь выглядеть ленивым и сексапильным, и не забудь надуть губы, а то ни одна девушка тебя не полюбит.

— Ну и пускай не любит...."

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": Чайковский "Лебединое озеро", Штраус "Голубой Дунай"

"...Я рассмеялась. У нас была единственная пластинка с вальсами, и все они были написаны Штраусом, причем пластинка была очень старая. Я сняла с проигрывателя «Лебединое озеро» и поставила «Голубой Дунай».

Крис оказался очень неловким. Он неуверенно держал меня руками, как будто стесняясь. Он наступил на мои розовые балетные тапочки. Но я была тронута тем, как он старался делать простые шаги, и не могла объяснить ему, что все его таланты кроются в голове и тонких нервных руках художника. По крайней мере на ноги они точно не распространялись. Все-таки было что-то трогательное и нежное в этом вальсе, простом и романтическом, так не похожем на атлетические балетные вальсы, от которых задыхаешься и обливаешься потом.

Когда на пороге, наконец, появилась мама с бесподобным белым костюмом для «Лебединого озера» с отделанным белыми перьями лифом, плотно прилегающей к голове шапочкой, туфлями и трико, через которое, казалось, просвечивала кожа, я испустила радостный вопль..."

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": П.И.Чайковский "Лебединое озеро", "Спящая красавица"

"...— Я очень хотела купить тебе белый костюм, — сказала мама, все еще обнимая меня. — Он был необыкновенно красивый, но великоват по размеру, к нему еще прилагается шапочка с белыми перьями — для «Лебединого озера». Я заказала для тебя такой костюм. Думаю, трех должно хватить, чтобы вселить в тебя вдохновение.

О, да, несомненно! Когда Крис надежно прибил поручень к стене чердака, я занималась часами без остановки, в сопровождении музыки. За поручнем не было большого зеркала, как в тех балетных классах, что я посещала ранее, но я все время представляла его, а потом мои мысли уносились вдаль, и мне казалось, что я — Анна Павлова и танцую перед завороженной десятитысячной аудиторией, а потом зрители несколько раз аплодисментами вызывают меня на сцену, и я все время ухожу с охапками букетов из красных роз. Через некоторое время у меня появились все балеты Чайковского и новый проигрыватель, который при помощи нескольких удлинителей, тянущихся через лестницу, я подключала к розетке в нашей комнате.

Танцуя под аккомпанемент прекрасной музыки, я переставала быть сама собой, моментально забывая, что жизнь проходит, а у нас все остается без изменений. Какое все это имело значение? Лучше было делать пируэты и представлять, что сильные руки партнера поддерживают меня в самых сложных позициях. Я падала, поднималась и снова танцевала, пока я не теряла дыхание и не начинала чувствовать ноющую боль во всем теле, а трико и волосы не были мокрыми от пота. Тогда я ложилась на пол, чтобы отдышаться, а затем поднималась и начинала отрабатывать плие. Иногда я пробовала танцевать партию принцессы Авроры из «Спящей красавицы», а иногда партию принца, высоко подпрыгивая и ударяя ногами одна о другую..."

Вирджиния Эндрюс "Цветы на чердаке": Энрико Карузо

"...Кроме них на чердаке было пять патефонов, каждый с небольшой белой фигуркой собаки, очаровательно поднимающей мордочку, как бы вслушиваясь в звуки музыки. Правда, работать мог только один. Мы часто заводили его и по чердаку разносилась странная, диковинная музыка со старых пластинок. В нашем распоряжении было несколько стопок пластинок с записями Энрико Карузо, но, к сожалению, они пришли в негодность, сложенные одна на другую даже без картонных конвертов. Сев полукругом, мы слушали их несколько раз. Мы с Крисом знали, что он был одним из величайших певцов-мужчин, и теперь у нас была возможность оценить его искусство. Его голос был таким высоким, что казался фальшивым. Непонятно, что в нем было такого великого. Правда, по непонятной причине Кори он очень нравился.

Потом у патефона постепенно кончался завод, и голос Карузо превращался в стон. Тогда один из нас со всех ног бросался к патефону и заводил до отказа, так, что голос Карузо становился похожим на скороговорку утенка Дональда. Близнецы хохотали. Естественно, ведь это был их тайный язык..."

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": Hanne Boel

"...Ребенок. Его ребенок. Ютта отметила его сосуд синей черточкой, Лиззи должна была забрать сосуд у Крюмме. Группы крови подходили при любых комбинациях, и выбор оставался за ними, как сказал врач. А поскольку Лиззи была высокой, а Ютта маленькой, они договорились, что Ютте лучше подойдет Эрленд. Отдав дамам сосуды, они отправились в гостиную. В спальне, где происходило самое главное, горели свечи и дымили благовония. Ханне Бёль пела низким голосом, Ютта и Лиззи приняли душ и ждали в одних халатах..."

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": Diana Ross

"...Он аккуратно сложил одежду на кресло, сверху положил часы. С утра он надел чистую смену белья, и больше ничего не оставалось. Он понюхал носки, постирал их мылом и расстелил на полу. В дверь постучали: мол, заперся ли он? Он был совершенно раздет.

— Да?

— Тебе включить музыку? — послышался голос Эрленда. — Я вдруг вспомнил, что в ванной есть колонки. Какая музыка, по-твоему, подходит для того, чтобы потеть? Дайана Росс?

— Нет, Эрленд. Спасибо. Я хочу посидеть в тишине. Спасибо тебе!.."

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": Elton John

"...Все замолчали, только тихая музыка раздавалась по радио на кухне, потом уже Эрленд осознал, что теперь никогда не сможет слушать Элтона Джона, не вспоминая это мгновение..."

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": Janet Jackson

"...— Два пункта, — сказала Лиззи, когда все сели за стол и углубились в какое-то неопределенное блюдо из макарон. Лиззи была красива этакой холодной красотой а ля Лиз Херли, Ютта же была ее полной противоположностью. Совсем не мужиковатой, но крепко сложенной, она казалась плотной и компактной, сильной. Широкие запястья, полноватые пальцы. Ютта тоже была красива, с кем ее можно сравнить? Может, с Дженет Джексон, только белой.

— Всего два? — спросил Крюмме.

— Сначала выпьем! — сказала Ютта..."

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": ABBA "Mamma Mia"

"...Не стоит так волноваться, она его прекрасно поняла и вообще-то думала точно так же, что непросто иметь рядом человека с такими предрассудками.

— А что если он вдруг окажется у дверей Несхова? Как Крюмме?

Никогда, ему не уехать от собак.

— Ты же уехала от всего…

Это совсем другое дело, призналась она. Хуже всего были протесты матери, она была вне себя. Турюнн настроила для матери отдельный звонок на мобильном. Песенка «Аббы» «Мамма миа»…"

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": R.E.M.

"...— Поговорим завтра. Я позвоню, — ответила Турюнн и поспешила выйти. Даже со значительным количеством коньяка в крови мать понимала, что не может выскочить следом в одних колготках. В этом квартале было непозволительно демонстрировать общественности свои чувства. Мать осталась в дверях. Даже не помахала в ответ, когда Турюнн попрощалась с ней из машины. В машине Турюнн включила «R.E.M.» на полную громкость, так что колонки задребезжали. Она поехала, стуча ладонью по рулю. Позвонить, что ли, Гюннару и умолять его вернуться к матери, лишь бы ее саму оставили в покое? Если бы только можно было прямо сейчас отправиться к Кристеру и превратить ярость в плодотворную энергию. Броситься на него еще в прихожей и удивить. Какая-то машина прижалась вплотную, пытаясь проскользнуть в промежуток еле пригодный для трехколесного велосипеда, она отчаянно забибикала, гудела и гудела, пока та машина не снизила скорость и кто-то не пригрозил ей кулаком. Тогда она опомнилась, перестроилась в левый ряд и прибавила скорость, прочь от всех.

Прочь от всех. Кроме Кристера..."

Анне Б. Рагде "Раки-отшельники": Иоганнес Брамс

"...Он остался стоять. Секретарша Крюмме его знала, и через двадцать секунд он уже сидел в захламленном кабинете Крюмме, вдыхая запах сигар, пыли и бумаг. На столе громоздилось три больших монитора, повсюду были принтеры, и над всем этим беспорядком возвышался большой гипсовый бюст Брамса. В кабинете был проигрыватель, телевизор и мягкая мебель белой кожи, которую подобрал ему Эрленд. Теперь он обнаружил, что белый цвет был оплошностью, чернила и джинсы сильно попортили его вид, надо бы купить несколько бутылок очистителя для кожи и дать Крюмме с собой на работу..."