"...Кое-кто собирался ехать к Яру, - вспрыснуть первое и последнее выступление незадачливого диригента. Чайковский ходил от Лароша к Кашкину: он хотел знать, что думают они о новом русском композиторе, впервые услышанном сегодня Москвой, о петербуржце, приславшем им свою "Сербскую фантазию", о некоем Римском-Корсакове. Чайковский был фантазией этой поражен.
Он знал о Корсакове только одно: что он принадлежит тому Петербургу, который когда-то Чайковского не принял, который еще недавно отверг Первую симфонию, где так "кавалерственно" относилась к нему консерватория Антона Григорьевича и так несправедливо круг Даргомыжского, единомышленник Корсакова - Кюи. Он знал, что этот круг, издевавшийся сейчас над Серовым, валивший с высот Антона Григорьевича, - этот круг считал "Руслана" выше "Жизни за царя", называл симфонии Бетховена "неинтересными вещицами" и Моцарта - пустяком; это по их приглашению приезжал Берлиоз, - к которому Чайковский ничего не чувствовал, кроме почтения, это они превозносили Листа, - о котором Чайковский мог никогда не вспоминать. Но из этого круга месяц тому назад был сделан шаг к нему - Балакирев написал ему письмо... Далекая, но дружественная держава? Или вражеский лагерь? Или, наконец, обретенные братья, спаянные с ним навеки дружбой, музыкой, судьбой? Ни то, ни другое, ни третье..."
Николай Андреевич Римский-Корсаков (портрет кисти В.Серова)
Комментариев нет:
Отправить комментарий